Жанна д'Арк - Страница 26

Жанна молчит, но епископ чувствует снова, что пойманная птица трепещет у него в горсти.

LIX

3 мая, в день Воздвижения Креста Господня, явился Жанне Архангел Гавриил, может быть, в том виде, в каком изображен был на знамени Девы с белыми лилиями Франции, и, может быть, сказал ей так же, как Деве Марии: радуйся, Благодатная!

И так же «смутилась» она, «убоялась» от слов его; и так же услышала: «Не бойся, Жанна, ибо ты обрела благодать у Бога»; и так же ответила: се, раба Господня!

С этого дня ей сделалось легче и начала она выздоравливать с такой чудесной быстротой, что все удивлялись: точно мертвая вставала из гроба.

Утром 9 мая привели ее в главную башню тюремного замка, где находилась пыточная палата с дыбами, раскаленными жаровнями, железными клещами, ручными и ножными тисками, ногтяными иглами и другими орудиями пытки. Тут же стояли наготове два палача.

Монсиньор Бовезский в присутствии наместника главного Инквизитора Франции Жана Лемэтра и девяти докторов богословия, трижды прочтя подсудимой вопросы, на которые уже много раз отказывалась она отвечать, угрожал ей пыткой, если она и теперь не ответит.

— Члены мои все растерзайте и душу из тела выньте, — я вам больше ничего не скажу, а если бы даже и сказала, то отреклась бы потом от слов моих и объявила бы, что они у меня вынуждены пыткой! — ответила Жанна так бесстрашно, что судьи, отойдя в сторону, долго совещались, прибегать ли к пытке, и наконец решили не прибегать, во-первых, потому что дьявол мог сделать с нею то же, что с другими колдунами и ведьмами во время жесточайших пыток, — послать ей «дар немоты»; а во-вторых, потому что «суд был такой образцовый, что пыткой испортить его было бы жаль». Кроме этих двух явных причин, была и третья, тайная: поняли судьи, что пытка духовная больше телесной, потому что муки тела кончаются смертью, а мука души бесконечна.

Снова подойдя к Жанне, начали они увещевать ее «с милосердием», доказывая многими богословскими доводами, что Голоса ее — от дьявола: «св. Катерина — бес Велиар, св. Маргарита — бес Бегемот, а Михаил Архангел — сам Сатана». Но так «ожесточилось» сердце ее, что все эти доводы были для нее, как об стену горох.

— Нет, — повторяла она, — Бог был во всем, что я делала; дьявол не имеет надо мной никакой власти… Мне Голоса говорят, что я буду освобождена великой победой… И еще говорят: «Все принимай с радостью, пострадать не бойся, — будешь в раю!» И твердо верю я, что Господь не покинет меня и скоро поможет мне чудом!

— Жанна, дочерь наша возлюбленная, — воскликнул монсиньор Бовезский, чуть не со слезами на глазах, — если вы не покоритесь святой нашей Матери Церкви, вас сожгут на костре!

— Пусть сожгут! Я больше ничего не скажу и в огне костра! — ответила Жанна и, помолчав, прибавила: — Спрашивала я Голоса мои, должно ли мне покориться людям Церкви, и они ответили мне: «Если хочешь, чтоб Господь тебе помог, Ему одному покорись!»

Но лучше бы этого не прибавляла она; только что сказала: «Церковь», — как что-то опять промелькнуло в лице ее, от чего епископ понял, что не ошибся, предпочтя телесной пытке духовную: так же ясно, как видит палач, что стальные, раскаленные докрасна иглы входят под ногти пытаемой жертвы, — увидел он, что в сердце Жанны входит мука о Церкви, бóльшая, чем сердце человеческое может вынести.

Пьер Кошон, может быть, не был злым человеком и Жанну втайне жалел, но был уверен, что делает Богу угодное дело, и совесть у него была так же спокойна, как у всех тогдашних судей-инквизиторов, «потому что, — говорили они, — сам Бог, осудивший Адама и Еву в раю, был первым Судьей-Инквизитором».

LX

Три кардинала, четырнадцать епископов, десять аббатов, множество священников и весь Парижский университет утвердили приговор суда над Жанной. «Пастырский подвиг ваш удостоится венца нетленного», — писали доктора Парижского богословского факультета монсиньору епископу Бовезскому.

24 мая, рано поутру, вошел в тюремную келью Жанны мэтр Жан Бопэр, знаменитый доктор богословия, бывший ректор Парижского университета, вместе с мэтром Николá Луазолёром, тем самым, который так чудесно рядился то лоренским башмачником, то св. Катериной, и объявил Жанне, что ее поведут сейчас на эшафот для выслушания приговора.

— Жанна, если вы — добрая христианка, — сказал мэтр Бопэр в заключение, — то будьте послушны во всех ваших делах и словах святой нашей Матери Церкви в лице ваших судей.

— Так я и сделаю! — ответила будто бы Жанна. Если бы она действительно ответила так, то монсиньор Бовезский мог лишний раз убедиться, что не ошибся: мука о Церкви была для нее бóльшею, чем сердце человеческое может вынести. Сердце «дочери Божьей» сказало Отцу так же, как сердце Сына Божия: «Авва Отче… пронеси чашу сию мимо меня».

— Верьте, Жанна, вы еще можете спастись, — прибавил мэтр Луазолёр, — только сделайте все, что вам скажут, и вас отдадут в руки Церкви, и все будет хорошо…

Но чтó с нею сделает Церковь, об этом он умолчал.

Жанну повезли в телеге, под конной и пешей английской стражей, в предместье Бур-л'Аббэ, на Сэнт-Уэнское кладбище, где ожидала ее огромная толпа англичан и французов, взвели на один из двух эшафотов, а на другой взошел епископ Бовезский и мэтр Гильом Эрар, «муж именитый, священной теологии доктор», кардинал Винчестерский, граф Варвик и другие английские сановники.

— Не было никогда еще во Франции такого чудовища, как Жанна, ведьма, еретица и раскольница, — начал мэтр Гильом увещание милосердное. — А какова она, таков и кощунственно ею венчанный король… О, как ты жестоко обманут, благородный некогда и христианнейший дом Франции! Карл, именующий себя королем, участвуя в словах и делах еретицы сей, сделался и сам подобным ей еретиком… Слышите, Жанна, я вам говорю: ваш король — еретик…