1 мая, в воскресение, огромная толпа осадила дом, где остановилась Жанна, чтобы увидеть Святую Деву. Множества человеческие влекла она к себе такою же неодолимою силою, как Пью-Велейская «Черная Дева-Мать». Знака ее только ждали эти обезумевшие люди, чтобы кинуться на английские окопы и, может быть разбившись о них, погибнуть бессмысленно. Но сельская девочка, не знавшая военного дела, да и никаких человеческих дел, нашла в себе достаточно здравого смысла, чтобы вести их не на английские окопы сражаться, а в церковь молиться.
В это воскресение, после обедни, Жанна снова предложила мир англичанам. Выйдя из Лисьих ворот, подошла она к английским окопам Круа-Морена и, сложив ладони так же, как намедни, крикнула:
— С Богом возвращайтесь в Англию, а не то вам будет плохо!
— Ведьма, шлюха, девка продажная! — ответили ей англичане с окопов, но стрелять в нее почему-то опять не посмели.
Самые храбрые, ни одного человека не боящиеся английские ратные люди дрожат и бледнеют перед этой семнадцатилетней крестьянской девочкой; дьявола сами боятся эти несчастные «Хвостатые дьяволы». «Чем черт не шутит? — думают они.
— Что, если она и вправду ведьма… или Божья посланница?»
В складках волшебного белого знамени Девы чудились им тучи порхающих белых бабочек — белых Лилий Франции или белых Ангелов.
Жанна кажется французам Ангелом Божьим, а врагам их — дьяволом. В этом-то двойном образе — главная сила Девы: непобедимой, потому что сверхъестественной, кажется она французам и англичанам одинаково.
Как бы остолбенело вдруг от ужаса все английское войско и пало духом. «Двое англичан еще накануне обратили бы в бегство десять французов; но только что Жанна вошла в Орлеан, четверо-пятеро наших остановило бы все войско врагов».
Так велик был ужас Девы, что английские ратные люди и начальники отказывались ехать во Францию. «Эта подлая девка есть орудие сатаны, врага человеческого рода, — говорили они. — Можно сражаться с людьми, но как сражаться с дьяволом?» Нужен был особый указ «против боящихся ведьминых чар». Но действие указа было обратное: он напугал людей еще больше.
«Бедствие великое, в образе Девы-колдуньи, исчадия адова, послано Богом на англичан, — пишет герцог Бедфорд юному английскому королю Генриху VI. — Злыми чарами она не только истребила их множество, но и всех остальных лишила мужества».
Верили Жанне и во Франции только простые люди, а военачальники сомневались в ней и держали ее в стороне от военных советов.
— Я узнал от верных людей, что капитан Фальстаф идет на помощь англичанам с подкреплениями и съестными припасами, — сообщил ей однажды граф Дюнуа.
— О, Батард, Батард! Я приказываю тебе именем Божиим: только что ты узнаешь о приходе Фальстафа, сказать мне об этом, а если не скажешь, я отрублю тебе голову!
— Ладно, скажу, — отвечает Батард и опять, вглядываясь в нее, удивляется — ужасается: что это? кто это?
Жанна становится сразу единственной властью в городе, выше всех военных и гражданских властей. Бедная девочка, «бедная пастушка», «не знающая ни А, ни В», сводит их на ничто.
— Я послана Богом для утешения бедных людей, — говорит она идущему к ней простому народу.
— Бедные люди шли ко мне охотно, потому что я их любила.
Подвиг этой «дочери Божьей», так же как Сына Божия, — подвиг любви, мира и милости: Жанна снимет осаду не только с Орлеана, но и со всей Франции — со всего человечества; освободит не только французов от Годонов, но и всех бедных и угнетенных от всех богатых и угнетающих.
Кощунственной плоскостью могло бы казаться посвящение «Таинства любви Жанны д'Арк» Шарля Пэги: «Всем, кто жил и умер за всемирную Социалистическую Республику», если бы не был он уже в те дни, когда писал «Таинство», одним из величайших, хотя и бессознательных христиан наших дней.
Что хотел он сказать этим посвящением? То же, что говорит св. Августин: «Жизнь Града Божия вся должна быть общинной, socialis; лишним владеть — значит владеть чужим; общая собственность — закон Божественный, частная — закон человеческий». То же, что говорит Иоахим Флорский: в «Третьем Царстве, Духа» совершится «великий переворот»: собственники — «богатые, великие, сильные мира сего, будут низвергнуты, а нищие, малые, слабые, возвышены… и увидят они правосудие Божие, совершенное над их палачами и угнетателями». То же, что говорит св. Франциск Ассизский: «Я не хочу воровать, а если бы я не отдал того, что имею, беднейшему, то был бы вором». То же, что говорит Жанна д'Арк: «Я послана Богом для утешения бедных». То же, что и мы говорим так плоско и недостаточно, потому что нерелигиозно, о «социальной проблеме» — этом страшном узле, который грозит в наши дни, затянувшись в мертвую петлю, задушить человечество.
Если Начинатель «великого переворота» — «всемирной социальной революции», по-нашему, — Сын Божий, то продолжательница его вернейшая — «дочерь Божия», на Огненном Кресте распятая, св. Дева Жанна.
Что сделала бы она, если б не была убита, едва начав дело свое, — об этом так же трудно судить по тому, что она уже сделала, как по пшеничному зерну — о колосе. Но нет никакого сомнения, что Жанна думала уже не только о французском, но и о всемирном деле, когда брала с короля обещание «миловать всех приходящих к нему богатых и бедных равно»; или когда хотела, чтобы Франция, Англия, Италия — все христианские народы, «обратившись ко Христу и покаявшись, облеклись в одежды Нищих Братьев и заключили между собою вечный мир». Это — начало, а конец — «царство Божие на земле, как на небе».