Жанна д'Арк - Страница 12


К оглавлению

12

Сир Робер, выслушав ее на этот раз внимательно, призадумался и уже ничего не сказал о пощечинах, но отослал ее все-таки ни с чем.

В городе заговорили о ней, и кое-кто уже начинал ей верить. Первый поверил один из ратных людей коменданта, молодой лорренский рыцарь Бертран дё Пуленжи, а за ним — Жан дё Метц — тоже молодой рыцарь.

— Как же нам быть, сестрица? — говорит ей дё Метц. — Неужели из Франции изгнан будет король и все мы сделаемся англичанами?

— Я пришла к сиру Роберу, чтоб он отослал меня к Дофину. Но ему до меня и горя мало, — ответила Жанна. — А между тем до Преполовения надо мне у Дофина, потому что спасти Францию не может никто, кроме меня… хотя мне лучше хотелось бы сидеть у бедной матушки моей, за прялкой… Но я должна, должна идти! И пойду, если бы даже пришлось мне на коленях ползти, потому что этого хочет Мессир!

— Кто этот Мессир? — спросил ее дё Метц, так же как Бодрикур.

— Царь Небесный! — ответила Жанна.

— Вот вам слово, что я отведу вас к Дофину! — вдруг воскликнул дё Метц и, подавая ей руку, как бы в знак торжественной клятвы, спросил:

— Когда же в путь?

— Лучше сегодня, чем завтра, а завтра лучше, чем потом!

— Так и пойдете в женском платье?

— Нет, в мужском!

XVII

Девять месяцев, от мая 1428 года до февраля 1429 года, длятся переговоры Жанны с Бодрикуром; девять месяцев она «беременна»: «Тяжко мне ждать, как женщине, готовой разрешиться от бремени. Я больше не могу терпеть!»

Сир Робер написал о Жанне Дофину и в ожидании ответа отправил ее в город Нанси к лорренскому герцогу Карлу II, больному и старому, который надеялся, что Жанна, «святая» или «колдунья», его исцелит.

Кажется, больше всего убедило и капитана Бодрикура в «колдовстве» или «святости» Жанны ее исполнившееся предсказание о великом поражении французов в Рувейском бою. Но, чтобы узнать наверное, откуда она, от Бога или от дьявола, сир Робер попросил священника заклясть ее, и тот окропил ее святой водой, говоря: «Если ты — благое, приблизься; если ты — злое, рассыпься!» Жанна не «рассыпалась»: была, значит, «благое».

По возвращении ее от герцога Лорренского получен был ответ Дофина с требованием послать Жанну к нему.

Кое-кто из ее вокулёрских почитателей заказал для нее портному мужское платье — камзол и штаны, а башмачнику — высокие сапоги со шпорами. Сир Робер купил ей коня. Волосы подстригла она в кружок, как у молоденьких мальчиков и у св. Маргариты.

«Как-то вы пройдете такой путь, когда всюду ратные люди?» — остерегали ее, но она отвечала спокойно: «Я ничего не боюсь… Бог строит мне путь, для этого я и пришла!»

«Ну, Жанна, ступай, и будь, что будет!» — сказал ей сир Робер на прощанье, когда в февральское туманное утро выезжала она из Вокулёра через Ворота Франции.

Ехали глухими тропами в лесах, укрываясь от Годонов, Хвостатых. Войлоком обертывали копыта лошадей, чтоб по мерзлой земле и камням не стучали.

Ночью Жанна спала одетая между Бертраном дё Пуленжи и Жаном дё Метцем, и шепотные велись под одним одеялом беседы молодых людей с Отроком-Девой. «Жанна была так целомудренна, что ни одной дурной мысли не приходило нам в голову», — вспоминали они об этих беседах.

«Сделаете ли вы, Жанна, то, что говорите?» — спрашивали они.

«Сделаю, — отвечала она. — Я по воле Божьей иду, и Братья мои небесные (Ангелы) говорят мне, что надо делать… Вот увидите, как милостиво примет нас благородный Дофин!»

XVIII

Кто Карл VII — сын ли короля Карла VI или герцога Орлеанского — этого никто не знал наверное, ни даже он сам; знала только мать его, королева Изабелла Баварская, «Иродиада Нечистая», «Большая Свинуха», — та самая, что сделала из благородных Лилий Франции подстилку Леопарду Англии. «Так называемый Дофин» — позорный титул несчастного Карла в государственных грамотах, подписанных королевой-матерью: «так называемый» значит «ненастоящий». Год рождения Карла, 1403-й, совпадает с тем годом, когда прелюбодеяние матери его с герцогом Орлеанским было в наибольшем разгаре. Страшное оружие в руках англичан — то, что не только для них, но и для самих французов Карл VII — сомнительный сын короля Франции Карла VI, а колыбельный младенец Генрих VI — несомненный сын английского короля Генриха V и внук французского короля, следовательно, единственный законный наследник обоих соединенных престолов, английского и французского.

Карл VII, сын прелюбодеяния, — воплощенный грех матери. Мать его — прелюбодеица, а отец — сумасшедший: этим отравлена вся его жизнь. Жалкою смертью умрет он от злокачественных язв на ноге и во рту, считая себя, может быть не без основания, отравленным: в самом рождении его влит в жилы его прелюбодеянием матери и безумием отца медленный яд.

Робкий, забитый, запуганный, всеми покинутый и презираемый, вечно колеблющийся и сомневающийся, «нетрагический Гамлет», думает он только об одном: как бы уйти от всего, уснуть во внутренних дворцовых «опочивальных и каморах».

«Что ты спишь, Государь? Quare obdormis, Domine?» — говорит ему один из преданнейших слуг его, Жувенель дез-Урсин, будущий архиепископ Реймский. В жизни происходит с Карлом VII то же, что на одной заставной картинке тех дней: сонный, покоится король на ложе, между старухой Меланхолией, Безумием и юношей Разумом.

Доброе в Карле то, что он любит мир и ненавидит войну. Жалкого королевства жалкий король, он кроток сердцем и жалостлив к бедным людям, таким же несчастным, забитым и запуганным, как он сам, чувствует по себе самому «великую жалость» — великое бедствие королевства Франции. Может быть, от зрелища этого бедствия он и уходит во внутренние дворцовые опочивальни и каморы, чтобы уснуть в них — о, если бы не временным, а вечным сном! Спит король, и все королевство вокруг него засыпает сном смертным.

12